Неуслышанный голос Георгия Шенгели

Фото из книги Г.Шенгели "Иноходец", М.,1997

Алексей ВАСИЛЬЕВ

Ровно сто лет назад, в 1913 году,  в керченской газете под псевдонимом  было опубликовано стихотворение молодого поэта.  Под инициалами скрывалось имя Георгия Шенгели. Тогда это имя ничего не говорило крымчанам.  К сожалению, оно и сегодня  знакомо немногим ценителям русской словесности.  Между тем,  звезда Шенгели  все же  запечатлена на виртуальной  Аллее славы поэзии  Серебряного Века.  Правда, не на основной «дорожке» —  ведь герой нашего рассказа  принадлежал к младшему, последнему поколению поэтов Серебряного Века русской поэзии. Но в почетном списке тех, кем должен гордиться каждый уважающий себя крымчанин, Шенгели мог бы занять одно из первых мест.

Гимназист Шенгели, Керчь, 1910

Жил-был у бабушки…

Георгий   Шенгели  родился 20 апреля (2 мая) 1894  в Темрюке.  После смерти родителей мальчик с сестрой были взяты на попечение бабушкой  Марией   Дыбской, жившей в Керчи. Исследователь жизни и творчества нашего героя  Вадим Перельмутер пишет, что семья Георгия жила скромно. Отчасти ради помощи родным, а более — чтобы утвердиться «как кормилец», пятнадцатилетний гимназист Александровской гимназии начал подрабатывать, сотрудничая  в мелких керченских газетах, таких как «Керчь-Феодосийский курьер», «Керченское слово»: писал хронику, фельетоны, театральные рецензии и — чему сам впоследствии удивлялся — заметки об авиации. Случай редкостный: сначала  была журналистика, поэзия пришла чуть позже — и не застала его врасплох.

Цветет акация. Безмолвие созвездий,

Безмолвие луны над миром голубым.

И мальчик с девочкой целуются в подъезде, –

И так им хорошо, так сумасшедше им.

«Когда мне было лет 17,— вспоминал Шенгели,— и я только начинал писать стихи,   я «сошел с ума» от поэмы Брюсова «Искушение». Она абсолютно совпала с моими полудетскими  томлениями и тревогами, Я в два прочета выучил поэму наизусть (помню до сих пор) и часами бормотал ее, сидя на утесах горы Митридат или  выгребая в крошечной шлюпке, «тузике», против зыби  Керченского пролива...»

«Учитель французского языка в керченской гимназии Станислав Антонович Красник способствовал приобщению Шенгели к поэзии Эмиля Верхарна, Стефана Малларме, Теофиля Готье, Жозе-Марии Эредиа, Шарля Бодлера и Поля Верлена», — пишет Вадим Перельмутер. Предыдущее предложение стоит перечитать еще раз, чтобы предположить, насколько много в нынешней Керчи подобных «учителей французского». 

Дом на Верхне-Митридатской;

В черной арке черный вход,

Точно «дверь пещеры адской»;

Кто там жил и кто живет?

Неуклонно окна слепы,

Тусклым глянцем залиты,

И огромных комнат склепы

Полны гулкой пустоты…

Гимназист Шенгели, Керчь, 1913

На «Олимпиаде футуризма»

В январе 1914 года в сонной  Керчи произошло событие, которое полностью перевернуло жизнь молодого поэта.  В заснеженный городок ввалилась ватага гламурных  мерзавцев, пропойц и гениев из северной столицы в составе Игоря Северянина, Давида .Бурлюка, Вадима Баяна и Владимира Маяковского. Поэты прибыли на состязание на «Олимпиаду  футуризма».

«В Керчи футуристам решительно не повезло. – писала местная газета «Южная почта», —  Послушать их доклады и их стихи собралась третьего дня весьма немногочисленная публика». А спустя три дня  «Петербургская газета» уточняла: «Получена телеграмма из Керчи, что гастроль петербургских футуристов закончилась грандиозным скандалом, так как публика страшно возмутилась невероятной чепухой, которою угощали ее футуристы. Скандал особенно усилился, когда Маяковский назвал выдающихся критиков бараньими головами».

Впрочем, всё это для Георгия не имело значения.  Набравшись смелости, он отправился  в  гостиницу «Приморская», где остановились прибывшие в Керчь  поэтические хулиганы. И,  о чудо! — гадкий  утёнок не был отвергнут. Благородные питерские лебеди в желтых рубахах приняли его в свою стаю! Особенно понимающе к стихотворным опытам провинциала отнеслись  Северянин и Бурлюк, а вот с Маяковским дружба так и не заладилась.

Г.Шенгели, Москва, 1928(29?)

Самый серьезный из молодых крымских поэтов

Летом 1914 года Георгий поступил на юридический факультет Московского университета, а поздней осенью перевёлся в Харьковский университет, где служил его дядя — профессор химии Владимир  Дыбский (его дочь Юлия стала первой женой Шенгели). В 1916 г. керчанин совершил два всероссийских турне с Игорем Северяниным и выпустил сборник стихотворений «Гонг».

«Это самый серьезный из молодых крымских поэтов и очень видный теоретик  стиха»,— напишет позже  о Шенгели в одном из писем Максимилиан Волошин.

Мировая война, захватившая Россию, взорвалась большевистским переворотом  семнадцатого года и разлилась огнем Гражданской войны по стране. Весной 1919 года наш поэт был командирован в Севастополь,   получив громкое, но необычное назначение …»комиссаром искусств». После эвакуации Белой армии из Крыма, Георгий Аркадьевич вынужден был скрываться: с фальшивым паспортом он тайно  пробрался в Керчь, а осенью отправился в Одессу, а затем и в Москву.

Будущий поэт Арсений Тарковский, в двадцатые годы — студент,  поступивший в Московский литературный институт, вспоминал о  своём учителе Георгии Шенгели: «..Он любит оружие, так же, как и я. Пройдет время — он будет вести занятия в тюрьме, в литературном кружке, состоящем из заключенных. Поэтому ему выдадут револьвер, и он мне его покажет, и мы будем чистить его вместе, три раза в неделю»

К счастью Георгий Аркадьевич больше времени уделял стихосложению, чем чистке табельного оружия.

Когда приезжаю в седой Севастополь,

Седой от маслин, от ветров и камней,

Я плачу, завидя плавучий акрополь

На ветреном рейде среди батарей.

Я знаю, что здесь по стопам Гумилева

Морскою походкой пройдет мой катрен, –

Но что же мне делать, коль снова и снова

Я слышу серебряный голос сирен?

Но что же мне делать, коль снова прожектор

Взлетает к созвездьям и падает вмиг, –

И золотом ляжет на траурный нектар

Лучом из полуночи вырванный бриг?...

1930

Одержимый служением слову

В Москве молодой профессор Шенгели познакомился с поэтессой Ниной Манухиной, ставшей через два года его второй женой.. Тем временем карьера филолога шла в гору. За «Трактат о русском стихе»  Георгий Аркадьевич избран действительным членом Государственной  Академии художественных наук. А с 1925 по  1927 он  возглавил  Всероссийский союз поэтов.  С годами Шенгели пишет все больше прозы и все меньше стихов…

Впрочем, иногда муза являлась поэту  — порой  с петличками НКВД. В пресловутом  1937 году  Георгий Аркадьевич  отдал в Госиздат цикл из пятнадцати (!) поэм, посвященных ….Сталину. Нам, бесстрашным бойцам с властью (в Фейсбуке), сегодня  легко осуждать подобные «угоднические»  поступки. Но не будем торопиться в своих оценках —   вернемся к рукописям. По свидетельству жены поэта, сочинения были  посланы  издательством на отзыв самому герою «эпоса», который принял хвалу благосклонно. Но то ли из-за того, что Иосиф Виссарионович, видимо, не захотел плодить паркетных поэтов,  то ли по каким-то другим причинам, рукопись, к счастью,  не  стала книгой. Вместо нее издательство довольно скоро выпустило другую книгу Шенгели «Избранные стихи».

Шенгели был на пике славы. «..Одним из тех, кто был для меня ангелами, провожавшими меня в мир искусства, и, может быть, с наиболее пламенным мечом,— был именно Георгий Шенгели,— вспоминал автор «Трех толстяков» Юрий Олеша. — …Он написал чудные вещи. Сонет о Гамлете, где говорит о железных ботфортах Фортинбраса. У него ни одной ошибки в применении эпитета. Он точный мастер. Лучшее стихотворение о Пушкине в русской литературе после Лермонтова написано им…  У него пронизанные поэзией стихи о море, о капитанских жилищах, о Керчи, которые я всегда ношу в своем сердце...  Я не буду говорить о его переводческом труде — на мой взгляд, недооцененном. Я хочу сказать только о том, что в своей жизни знал поэта — одного из нескольких,— странную, необычную, прикасающуюся к грандиозному фигуру.  И он навсегда остался в моей памяти как железный мастер, как рыцарь поэзии, как красивый и благородный человек — как человек, одержимый служением слову, образу, воображению…»

Я распилил янтарную сосну,

Я сколотил чудеснейшие полки,

По ним расставил маленькие книги,

Которые когда-то написал!

Теперь пора им отдохнуть немного,

Теперь пора вдохнуть им запах смольный:

Когда, быть может, вновь достану их,

По-новому мне их слова повеют...

С женой Ниной, 1954

Лучше, чем у Байрона

Тем ни менее звезда нашего героя стала понемногу закатываться. В дневнике Анны Ахматовой сохранился  план «Люди в моей книге «Пестрые заметки» (Глава «Современники»)». В план включен и Шенгели: «Неуслышанный голос»…

В  составе ахматовской библиотеки хранится книга: Байрон Дж. Дон Жуан / Пер., послесл. и примеч. Г. Шенгели., 1947. На титульном листе — автограф переводчика: «Глубокоуважаемой и дорогой / Анне Андреевне Ахматовой / мой переводческий (и / терновый) «венец» / Г. Шенгели / 8/VIII 50». Известно, что, прочитав этот  перевод «Дон Жуана», Ахматова сказала: «Какая огромная и благородная работа!». И добавила, улыбнувшись, что это лучше, чем у Байрона – мол,  Байрон вообще не слишком хороший поэт…

После «Избранных стихов» у Шенгели не выходило поэтических сборников. А написанная в 1941 году  «Эпитафия», появилась в печати уже после смерти поэта:

На этой могильной стеле,

Прохожий добрый, прочти:

Здесь лег на покой Шенгели,

Исходивший свои пути.

Исчез в благодатной Лете

Тревожный маленький смерч.

А что он любил на свете?

Нинку, стихи и Керчь.

Ровно век назад любители поэзии  впервые прочли напечатанное в крымской  газете  стихотворение будущего поэта, переводчика, критика, филолога Георгия Шенгели. Столетие — хороший повод познакомить с творчеством этого незаурядного человека и нынешних крымчан. Хочется верить, что наши пожелания будут услышаны  крымскими издателями. 

 "Крымское время",

№1 (3216) 10 января 2013г.