«Не шуми, океан, не пугай…» К 80-летию художника и литератора Карена Петросяна

Карен. Автопортрет, 1976

Алексей ВАСИЛЬЕВ,
фоторепродукции и видео автора

Он ввалился в мою жизнь из промозглой заснеженной ночи, словно золотоискатель с Юкона в теплую таверну. Прямой, стремительный, с трехдневной щетиной,  наколотой пантерой на руке, цепким взглядом  и хриплым  низким голосом.  Мои родители называли его по имени -  Карен.  Он  был одноклассником отца, и вот по прошествии бесконечного числа лет  появился из небытия - то ли из экспедиции, то ли  из зоны, то ли из похода на бриге через пролив Дрейка.

Ожидание

Бредивший морями и дальними походами, перечитывающий Стивенсона и Джека Лондона, я не верил своим глазам. Это был настоящий, живой персонаж из прочитанных мной приключенческих романов! Отец с гостем уже пили портвейн. Мать готовила закуску. Я, мальчишка,  не отрываясь, следил за  незнакомцем.  Почувствовав взгляд, Карен медленно повернулся  в мою сторону, и  уточнил у  отца:

- Твой сын?

  Получив утвердительный ответ, поинтересовался именем,  затем обратился уже ко мне:

- Книги читаешь?

Читаю ли я книги…   Да я, книжный домашний мальчик,  только этим и жил! «Остров сокровищ»,   «Белый клык»,  «Пятнадцатилетний капитан», «Золотой жук»  были проштудированы много раз.

   - А ну Лёсик, неси-ка гитару!

 Карен подтянул колки и  хрипло запел. Старое, гриновское:

Не шуми, океан, не пугай -

Нас земля испугала давно.

В теплый край, в южный край

Приплывем мы все равно...

Карнавал

Вечером я всё донимал родителя:

- А Карен еще придёт?

- Придёт, придёт, - улыбался отец

Карен действительно стал у нас  бывать. Может, раз в месяц, может чаще. Его появление было праздником. Принесённая им бутылка пряталась в холодильник, а меня всякий раз  ожидал подарок – то макет крейсера «Варяг»,  то  старинная серебряная ложка «с ятями». Или  охапка дореволюционных журналов. Или самый долгожданный  подарок - книга. Мне было радостно и лестно, что взрослый человек понимал меня, юнца. Другие взрослые и даже отец были  озабочены работой, малоденежьем и  встречными планами грядущих пятилеток. И только Карен, несмотря на тяжелый труд  на какой-то стройке,  казалось, не воспринимал житейские  тяготы  всерьез.  Мне казалось, что, несмотря на  суровость, так легко мог  жить  только человек   с  прошлым ясным и праздничным,  как выходной день  под звуки радиопередачи  «С добрым утром!».

   И только позже я узнал, что  в роковом  1937 году героического отца Карена - Хорена   Самвеловича Петросяна,  отважного ликвидатора басмаческих банд в Средней Азии,   арестовали по ложному доносу и расстреляли.... Разумеется, арестовали и мать, талантливую начинающую актрису. Мальчугана увезли из Ашхабада, где он родился,  в Симферополь, к бабушке   Марфе   Шумаковой.

    Карен влюбился в Крым. В школе – хулиган и задира, дома – романтический поэт, записывавший  каллиграфическим почерком свои стихи в  тетрадку с коричневым переплетом:

У входа  в бухту Балаклавы,

Где точит скалы злой прибой,

Есть мыс – источник черной славы

                                      Его зовут Айя-святой…

  А потом, восхищенный Хемингуэем, он стал писать рассказы. О них – отдельная история.

  Еще Карен  рисовал. Тогда, в семидесятых, я  впервые увидел настоящего художника. 

  - А пирата можете? – донимал я гостя за столом. – А собаку? А меня? А дерево, чтобы со всеми листьями?  Карен, отодвинув стакан, с готовностью отзывался на мои просьбы.  

  Его наброски в  птикопеечной «Тетради для рисования» казались волшебством, фокусом, вызывали  улыбку – насколько были похожи изображенные им люди и предметы. Да, это был настоящий художник! Но…  Но  решительную точку, в том, что всё это не трюк,  должно было поставить последнее испытание:

-   А Ленина вы сможете нарисовать?! – торжественным голосом воскликнул я.

   Уже через несколько минут по памяти Карен набросал очень похожего по фотографиям советского вождя. Вопрос о таланте Карена для меня был закрыт.  Спустя годы, я догадался, что не только нарисовать Ильича, но и, при случае,  наколоть его на груди Карен, конечно же, мог. 

Уши заключённых   

А вот его живописные работы были  не классическими, не  традиционными в моем понимании советского школьника.  Его акварели  словно состояли из цветных пятнышек.  «Пятнышками» - именно так называл акварельные краски   герой моего  рассказа в глубоком детстве. Тогда мир становился еще краше от пятнышек маленького Карика, ведь гигантским мольбертом была вся   Вселенная: клочок бумаги, белоснежный пододеяльник, беленая стена ашхабадского дома.

  После войны Карен поступил в Симферопольское   художественное училище имени Самокиша. И это несмотря на   переэкзаменовку   по математике!  В училище Петросян был принят   по ходатайству руководства   Дома Пионеров (тогда он размещался на  улице Гоголя) с оригинальной     мотивировкой - "зрелость в рисовании". Правда, зрелый рисовальщик в училище не задержался. Заставили Карена рисовать вазу. Скукотища! Ничего нового и интересного.   Так и ушел Карик в самостоятельное плаванье по волнам живописного искусства. Учился у классиков: начал с копирования Сикстинской   Мадонны и Марии-Магдалины.

  Получалось. Потом освоил карандашный рисунок. И только в   пору зрелости   плавно вернулся к акварели.  Своим заочным «учителем  номер один» в живописи Петросян называл безумного и   великого Михаила Врубеля.

  О чем картины Карена? О том же, о чем и его стихи и рассказы. О симферопольцах военной и послевоенной поры, о романтиках и бродягах, о  тюремном бытии, о жизни моряков и бичей. Его герои -   те, кто прошёл через бурелом жизненных испытаний,  и  остался при этом человеком.

  И даже сейчас, спустя 23 года после его смерти, когда вечерней порой бушует ураган и сверкают молнии,  я отключаю компьютер, и в скрипе туй во дворе мне чудится охрипший голос Карена, и его сиплый призыв, «А ну-ка, Лёсик, неси гитару!»

* * *

Одиссей

"...Сюжеты картин крымского художника Карена Хореновича Петросяна перекликаются с его прозаическими произведениями: живопись и литература отражают друг друга, как в зеркале, хоть и не без некоторого искажения. "Друг друга отражают зеркала, взаимно искажая отраженье", - писал о таком переплетении-единстве-противоборстве поэт "серебряного века" русской литературы Георгий Иванов. На акварелях  Петросяна можно увидеть героев его рассказов - заключенных, солдат, а еще тех, кого Виктор Гюго называл "отверженными". Но выходит, что эти "отверженные" - соль земли. Но рядом с неприкаянными странниками и узниками на полотнах художника живут античные герои, например, мечтавший о родной Итаке Одиссей. Бегущая по волнам, Фрези Грант Александра Грина, держит в тонкой руке волшебный фонарь, и золотой свет этого фонаря струится по картине, словно солнечный. Ведьминская улыбка Маргариты с другого полотна действует на зрителей, словно ожог. Чувствуется, что это улыбка недобрая и какая-то полустертая, словно женщина, изображенная на полотне, хочет улыбнуться щедро и ласково, от всей души, но не может, поскольку душа ее больна. А вот души изображенных на картинах зэков, напротив, здоровы, хотя больны и несвободны их тела. Карен Петросян, сын репрессированных родителей, прошедший советскую каторгу, знал о человеческих страданиях не понаслышке. Но эти страдания очистили и закалили его душу, и теперь эта душа говорит с нами благодаря живописи и литературе. Прислушаемся же к ее чистому голосу!"

Е.Ю. Раскина, доктор филологических наук, доцент, заведующая кафедрой общегуманитарных, социальных и естественнонаучных дисциплин Международного гуманитарно-лингвистического  института (Москва)

Сокращённый вариант статьи опубликован в газете "Крымское время"
 № 81 (3296)  1 августа 2013г.