25 июня — День единения славян
Марина ГУСАРОВА
Этот день
отмечают русские и малороссы, поляки и сербы, белорусы и словаки, словенцы,
чехи и болгары. Сегодня славян в мире
более 270 миллионов — именно они составляют основную часть
населения Европы: Россия, Украина, Белоруссия, Приднестровье, Польша,
Чехия, Словакия, Сербия, Черногория, Словения, Хорватия, Босния и Герцеговина,
Болгария, Македония… Но не только здесь
можно услышать славянскую речь — США,
Канада, Бразилия, Китай, Австралия, Новая Зеландия… Как поется в песне
Владимира Высоцкого, «проникновенье наше по планете особенно заметно вдалеке»…
В этой
статье вы не найдете исторических параллелей и
аналитических обобщений. Попыток
препарировать «загадочную славянскую душу» и так было предостаточно. Каждая
глава — реальный случай, в разные годы произошедший с автором этих строк.
Пушкин из мясной лавки
Конец
восьмидесятых. Париж. Собор Александра Невского. Канун Пасхи. В «нижнем»
храме идет служба на церковнославянском, в верхнем — на французском. Прихожане
здесь другие — не те истовые старушки, которые провожают тебя взглядом приметившего дичь коршуна — достаточно
ли длинна юбка, надет ли платок, правильно ли ставишь свечку? Да, собственно и платок
здесь — редкость: пожилые дамы (не тетки, а именно дамы) серебристую
седину прикрывают аккуратными шляпками —
как в начале века, в той России, которую мы потеряли.
Здесь
никто не шикнет не тебя, если ты зашел в храм Божий в брюках или джинсах. Здесь
вообще не принято шикать. Принято смотреть друг на друга с улыбкой, помогать
новеньким разобраться, какому святому поставить свечку, и радоваться тому, что
в этот предпасхальный день русские собрались здесь вместе. Да, русские, несмотря на то, что многие прихожане — тридцатилетние, двадцатилетние — знают
по-русски всего несколько слов. Магия старинных славянских песнопений
объединяет всех — и тех, кого оторвали от родины много лет назад и тех, кто
приехал сюда к тем самым «оторванным»
родственникам, пробравшись через уже порядком прохудившийся железный занавес.
Через
дорогу — знаменитый ресторан «Балалайка».
Пельмени, икра, расстегаи, цыганский хор, чучело медведя в углу,
официанты в косоворотках… Держит ресторан Миша — еврей по национальности и
русский по сути. Здесь вас накормят до отвала, предложат
водочки со столь любимыми профессором Преображенским горячими закусками и
окунут в давно забытую атмосферу куража. Правда, за весьма кругленькую сумму. А как
иначе — за удовольствие почувствовать себя русским тоже надо платить…
Рядом — небольшая
мясная лавка. Нам сюда — нужно купить что-нибудь на ужин. «Ну что, курицу
возьмем или ребрышки?» — спрашивает дядя. Молодой кудрявый продавец в очках
буквально выскакивает из-за прилавка и по-французски вопрошает:
— Вы
русские?
— Да.
— Я тоже!
Моя фамилия Пушкин!
— Ух, ты!
А родом откуда?
— Не помню
точно… Бабушка, кажется, из Петербурга, а дед… Они умерли уже, в молодости
некогда было слушать их воспоминания, а сейчас и спросить не у кого…
А вот мой
кузен Филипп по-русски говорит практически без акцента. И не только потому, что
в доме постоянно звучала русская речь. В том самом соборе Александра Невского и
сегодня работает воскресная школа, где маленькие русские парижане ставят (конечно
же, по-русски) «Репку» и «Василису Премудрую». Есть летний лагерь, где мальчишки учат замечательный гимн «Мы витязи славной
России» и перенимают традиции своих дедов, сохранивших родину в своем сердце.
Пройдет несколько лет — и они приведут в храм уже своих детей, чтобы не забывали: они — русские.
Паны и братушки
…Интересно,
сколько ступеней мы уже прошли? И долго
ли еще? Воздух становится разреженным,
дышится все тяжелее, а к горлу предательски подступает противный сухой
кашель. Еще десять метров, двадцать,
тридцать — и мы на Шипке. Здесь вовсе не
так спокойно, как на знаменитой картине Василия Верещагина. Перебивают друг друга гиды, толкутся
обессилевшие от долгого подъема туристы.
«Шипка
является важнейшим объектом, подтверждающим болгаро— российскую дружбу…» — как
пономарь бубнит экскурсовод. А я стою в очереди за открытками с портретом
генерала Скобелева — увешанного орденами и обрамленного бакенбардами.
«Курица не
птица, Болгария — не заграница, — скептически провожала меня подруга в поездку
в «шестнадцатую республику СССР». — Вот Югославия — другое дело: там импортных
шмоток — как грязи!».
Болгария
оказалась близкой и одновременно далекой. Близкий по звучанию и
абсолютно отличающийся по грамматике язык. «Согласный» кивок головы тут означал «нет», а
«несогласное» мотание — «да». Старинные
монастыри, в тишине которых рождалась наша азбука, и абсолютно турецкие рыбацкие хижины с
нависающим вторым этажом. Жуткий
восковой Георгий Димитров в мавзолее и роскошные отели на побережье — ну чем не французская Ривьера!
Близкими и
далекими оказались и люди. Конечно, формально СССР считался другом номер один.
Но любили «братушки» все-таки «ту» Россию — того самого русского солдата, который
в девятнадцатом веке спас их от османского ига.
Русские,
чехи, поляки, болгары, словаки…
Взаимоотношения братьев-славян никогда не были безоблачными. О Польше — разговор
особый. Старая вражда, Смутное время, Катынский расстрел… Как говорят англичане, у прошлого длинные
тени — настолько длинные, что заставляют
вновь и вновь оглядываться назад. Одну
из таких темных сторон — уже
украино-польских взаимоотношений — более двух месяцев обсуждали в сейме, и в
итоге приняли резолюцию, обвиняющую Украинскую повстанческую армию в «этнических
чистках с признаками геноцида», которые проходили в 1943 году на Волыни. А ранее между Польшей и Украиной разгорелся
скандал, связанный с намерением польского парламента признать ОУН и УПА
преступными организациями. На решение западных соседей в Киеве тут же
отреагировали депутаты-националисты из «Свободы» заявив, что зарегистрируют в
Верховной раде законопроект о признании преступной организацией польской Армии
Крайовой и обвинят ее в геноциде украинских крестьян. Как говорится, наше вам!
Почему
отделяетесь?
Но все эти
проблемы — еще цветочки по сравнению с тем, что довелось пережить нам, когда
рвалась по живому некогда большая великая и могучая страна, краеугольным камнем
которой был нерушимый союз трех славянский народов — России, Украины и Белоруссии. И именно руководители трех славянских
республик-сестер — Борис Ельцин, Леонид Кравчук и Станислав Шушкевич — 8 декабря 1991 года подписали печально известное Беловежское
соглашение, преамбула которого констатировала, что «Союз ССР как субъект
международного права и геополитическая реальность прекращает своё существование».
Четыре
буквы превратились в три — СНГ, Союз независимых государств. Дружбу народов
заменил парад суверенитетов, породивший развал экономики, хищническое
разворовывание армии и флота, кровавые
межнациональные конфликты.
Беловежский
триумвират выпустил джинна из бутылки. Бывшие братья-славяне держали в кармане
фигу, а за океаном злорадно потирали руки — колосс рухнул и мир, наконец, cтал
однополярным. Во Львове громили русские
культурные центры и запрещали русскую музыку, в Крыму распиливали флот и
захватывали маяки.
Но самым
страшным было даже не это. Смута захватывала и людские души, «хохлы» обвиняли «москалей»
во всех смертных грехах. А простые «москали» поначалу никак не могли понять,
какая черная кошка пробежала между бывшими братьями. «Почему отделяетесь?» — чуть
ли не со слезами вопрошал меня в купе поезда «Москва-Симферополь» шахтер из
Нижнего Тагила, по обыкновению
направлявшийся на отдых в Крым. Что я
могла ему ответить?
Теперь
россиян в Крыму стало меньше — многие предпочитают Турцию: и дешевле, и
качественнее, и русский язык местный персонал уже выучил. Вот и отделились — на свою голову…
«Не бойтесь.
Я вас доведу»
И все-таки
славянское братство с его душевностью и взаимовыручкой не умерло. А доказал это
случай, произошедший со мной совсем не в
славянской стране Германии.
Самолет,
на котором я летела до Нюрнберга, опоздал на семь часов. Оказавшись в чужой
стране вместо половины шестого вечера в полпервого ночи, я совсем растерялась:
ведь мне еще нужно было добираться до пригорода под названием Штайн — сначала
на мини-метро, потом на автобусе. Узнав, что я прилетела из Крыма, усатый
машинист, приговаривая: «Ах, Севастополь — Севастополь», усадил меня в поезд и
даже помог купить билет. На этом благодеяния
нового знакомого не закончились — на конечной остановке он (по тому же
билету) посадил меня в автобус и взял слово с водителя высадить меня у местной
церкви.
Было уже
полвторого. Сидя на остановке под единственным горящим на улице фонарем, я
лихорадочно пыталась сообразить, что
делать дальше. Звонки принимающей стороне результатов не дали: отчаявшись
дождаться пропавшую гостью там, видимо, легли спать. Оставалось одно:
дожидаться утра.
Мимо
прошла шумная компания мужчин. Я буквально
вжалась в скамейку: ночное знакомство с веселыми гуляками в мои планы
никак не входило. Но остаться незамеченной все же не удалось — смуглый мужчина,
по виду испанец или португалец, спросил меня по-немецки:
— Вы что,
опоздали на автобус?
— Нет, самолет опоздал. Вот теперь не знаю, куда
идти…
— А куда
вам? О, да это совсем рядом! — и незнакомец решительно взял мою дорожную сумку.
У меня все
внутри сжалось — ну, вот сейчас и ограбят. А, может, и убьют…
— Вы не из
Германии? — неожиданно поинтересовался мужчина.
— Говорите с акцентом…
— Я из Крыма.
— А я — из Сербии, работаю здесь, — широко
улыбнулся мой ночной провожатый и
добавил:
— Не
бойтесь, я вас доведу!
Звали
моего нового знакомого Славко. Он действительно довел меня до места назначения,
где порядком перенервничавшая «принимающая сторона» напоила нас чаем и замучила расспросами. Потом он приходил еще —
убедиться, что у меня все хорошо. И уже в сотый раз выслушав слова благодарности, произнес: «А как могло
быть иначе? Мы же славяне — значит, свои!»
Комментариев нет:
Отправить комментарий