главный редактор "КВ"
В 1987 году (сомнительно, чтобы обычный студент смог сделать и получить такой заказ еще двумя-тремя годами раньше) в читальном зале библиотеки им. Франко я с интересом листал небольшую книжку, изданную в 1912 году, — сборник речей П.А. Столыпина, произнесенных им в Государственной Думе. На внутренней стороне обложки был приклеен листок требований — до меня в 1962 году (т.е. в год моего рождения, забавно!) эту книгу заказывал Сергей Анатольевич Секиринский, мой университетский профессор. И четверть века между его и моим заказами к сборнику никто не обращался — «царский сатрап» и «вдохновитель реакции» Столыпин у советских историков был не в чести.
Возвращение колосса
Теперь все переменилось — колосс вернулся на свое законное место и в русской, и в мировой истории. Его именем называют улицы и институты. Российский премьер Владимир Путин предложил своим коллегам по правительству (сам он уже деньги внес!) сообща собрать средства на памятник Петру Столыпину: шикарный, надо сказать, пиар-ход. В 2012 году в России президентские выборы и 150 лет со дня рождения Столыпина. А в этом году, как раз в сентябре, — 100 лет со дня покушения и смерти последнего великого реформатора императорской России.
СМИ уже отдали дань внимания этому событию. Бандеровская стая задолго до сентября верещала о том, что ни в коем случае нельзя допустить чествования Столыпина («враг украинсьтва»!) в Киеве. На прошлой же неделе газеты («Комсомольская правда» в Украине» от 26.08 и «Сегодня» от 25.08) хором сообщили: ожидается, что в Киев отдать долг памяти Петра Аркадьевича — он похоронен в Киево-Печерской лавре — во главе большой делегации прибудет сам Путин.
Не удержусь, замечу: в газете «Сегодня» Столыпин почему-то именуется Петром Григорьевичем. Как говорится, оговорка по Фрейду: хорошо еще, что все-таки назвали Петром, а не Тарасом…
Официальная Москва не подтверждает и не опровергает возможность появления ВВП в Киеве. Но совершенно особое отношение россиян к памяти Столыпина очевидно. Так, свои соображения о тайне покушения на Петра Аркадьевича в газете «Аргументы и факты» (см. №30) высказал заместитель генпрокурора РФ Александр Звягинцев. Он называет четыре основные версии гибели Столыпина и меланхолично подводит черту: «История пока так и не сделала своего окончательного выбора».
Тайна сия велика есть
Советскому человеку задумываться над тайнами столыпинской участи не полагалась.
Вот как об убийстве Столыпина писал пединститутский учебник по истории, изданный в 1990 году: «Уход Столыпина из правительства был предрешен. Однако официальная его отставка не устраивала придворную камарилью, так как означала фактическое признание банкротства реакционного политического курса». И вывод: «…убийство Столыпина не представляется как таинственное дело».
Сейчас такими учебниками можно только печки топить.
Для начала надо отбросить глупейшую оценку деятельности Столыпина как «реакционного политического курса» — тут все с точностью да наоборот. Если «камарилью» (ее наличие бесспорно!) Столыпин и пугал, то именно как новатор и реформатор, ломающий вековые феодальные устои.
Соблазн же говорить, что Столыпина «грохнули» свои — представители российских спецслужб, чуть ли не по «заказу» самого Николая II, у авторов советских учебников был очень велик.
Но все здесь предельно сложно.
Петр Аркадьевич Столыпин (1862—1911), генеральский сын, наследник древнего дворянского рода, троюродный брат М.Ю. Лермонтова, сделал головокружительную карьеру. Историки до сих пор теряются в догадках, почему именно саратовский губернатор Петр Столыпин (в России было полсотни губернаторов!) получил в апреле 1906 года портфель министра внутренних дел, а в июле того же года, сохранив пост в МВД, стал и главой правительства, что означало только одно — диктаторские полномочия. Говорят о том, что Столыпину покровительствовала вдовствующая императрица. Есть даже такая забавная версия: Николай II симпатизировал Петру Аркадьевичу из-за того, что сам обрел сына-наследника после появления на свет четырех дочерей, а у Столыпина и Ольги Борисовны, урожденной Нейдгардт, родилось пятеро девочек, и лишь потом — мальчик.
То, что сделал Столыпин, было, по-сути дела, революцией в аграрном вопросе. Указ от 6 ноября 1907 года разрешил крестьянам свободный выход из общины с выделением им постоянного надела — отруба. До этого главным распорядителям крестьянской земли был «мир» — община. Земля постоянно перекраивалась «по справедливости», т.е сам земледелец себя хозяином на самом деле не чувствовал. Община, пережиток дофеодальных времен, сообща несла все повинности и платила налоги и вроде бы не давала совсем разоряться самым ленивым или неудачливым своим членам. Но и превратить свое хозяйство в отдельную ферму, совершить рывок к самостоятельности и богатству общинник не мог. Столыпин однозначно сделал ставку на «кулака» — самостоятельного, зажиточного земледельца, основного производителя товарного зерна. Но земли катастрофически не хватало. Помещики не спешили уступать свои латифундии, даже если не вели своего хозяйства! Поддерживая премьера, часть своих земель распродал царь. Не хватило и этого. Решение вопроса с безземельными крестьянами напрашивалось само собой: Сибирь! На переселенческую политику выделялись огромные средства — до 1913 года за Урал переселилось из центральной России и Малороссии до 3-х млн. человек.
Причем переселенцы получали банковский кредит и налоговые льготы.
Сказать, что это был прорыв, — мало. В короткий срок Столыпин добился колоссальных темпов освоения Сибири, снял остроту земельной проблемы в центральных губерниях, ликвидировал нехватку рабочих рук в промышленности. Если еще при Александре III министр финансов Иван Вышнеградский говорил: «Недоедим, но вывезем!», то теперь товарного зерна хватало и на экспорт, и на внутренние нужды. Россия успокоилась и наелась.
Кстати. Мы привыкли думать, что «столыпинский вагон» предназначался для перевозки каторжников, что «проклятый царизм» в «столыпинских вагонах» перевозил «борцов с режимом». Да, так оно и было — но при Сталине. А при Николае II «столыпинские вагоны» предназначались исключительно для перевозки в Сибирь крестьянского скота и инвентаря.
Оборотная сторона медали
У нас никогда и ничего без проблем не бывает. И любой прорыв часто оплачен выше всякой меры — и кровью, потом, и слезами.
Аграрная реформа Столыпина не была понята и оценена современниками. Правые боялись разрушения общины и появления нового класса — сильного, богатого, самостоятельного крестьянства.
Предъявление новыми хозяевами земли претензий на политическую власть оставалось делом времени. Левые были напуганы (в т.ч. Ленин) значительным снижением градуса кипения политических страстей: деревня медленно, но успокаивалась, надежды на революцию таяли на глазах.
Кроме того, справедливости ради, укажем, что сам Столыпин не был не только демократом, но даже и либералом. «С начала успокоение, потом реформы!» — это были не пустые слова. Считалось, что при Столыпине «свирепствовали военно-полевые суды»; Было запущенно выражение «столыпинский галстук» — т.е. петля виселицы. Но вот некоторые примечательные цифры: разгул террора (эсеры, анархисты и др.) унес в 1901—1907гг. никак не меньше 9000 чел., от министров до совершенно случайных людей. «Столыпинские суды» (в 1907— 1911гг.) отправили на виселицу 6000 человек.
Кстати. Выражение «столыпинский галстук» изобрел кадетский вития Федор Родичев, депутат Госдумы. Столыпин вызвал его на дуэль, и панически перепуганный свободолюбец рассыпался в извинениях с думской трибуны.
Премьер и император
Тема взаимоотношений Николая Александровича Романова и Петра Аркадьевича Столыпина не простая, искушение обвинить «глупого» царя в том, что он мешал «умному» премьеру, велико. Николай часто ошибался. Но и Столыпин иногда откровенно зарывался. По совести говоря, такого несовпадения характеров трудно было вообразить. В глубине души Николай II аграрным мероприятиям столыпинского правительства не сочувствовал, разрушении «мира» (общины) ему казалось покушением на вековые устои русского миропорядка. Диктаторские замашки, грубость и высокомерие Петра Аркадьевича царю, человеку крайне деликатному, сначала казались просто провинционализмом, а потом уже и вызовом.
Когда супруга премьера Ольга Борисовна стала требовать, чтобы даже приглашенные к обеду у Столыпиных гости являлись к столу при полном параде и при шпагах, как на официальные приемы в царском дворце, вынужден был вмешаться министр двора В.Б. Фредерикс.
Вообще Николай II своего премьера ценил. Он прекрасно понимал, что драконью голову революции открутил именно Столыпин. Когда же ситуация успокоилась, царь начал тяготиться чересчур деятельным и громогласным Петром Аркадьевичем. Масла в огонь подлила история с Распутиным, которого Столыпин теретировал, а потом прямо потребовал от монарха удаления «святого старца» ко всем чертям. «Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, — грустно сказал Николай, — но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы».
Но Столыпин царя, кажется, не понял.
В 1911 году наступил окончательный перелом. Правое большинство в Госдуме провалило правительственный законопроект о введении земств в западных губернях (т.е. очень либеральный законопроект, вот вам и «реакционный курс»!) — Столыпин был вне себя, угрожал царю отставкой.
И Николай II сдался. Парламент на три дня был «распущен на каникулы», а столыпинский законопроект ввели в действие специальным царским указом.
Но это была последняя победа Столыпина. Царь мог простить все, кроме ударов по своему самолюбию, причем прощал и их, но до накопления определенной критической массы. Так в 1905 году вылетел в отставку «всесильный» премьер граф С.Ю. Витте, считавший Николая II существом тупым и безвольным, так в 1906 году лишился поста премьер И.Л. Горемыкин, опытнейший бюрократ и царедворец, пытавшийся «вертеть» царем. Столыпин вдруг понял, что он оказался в изоляции. По Петербургу гулял слух, что император намерен пожаловать Петру Аркадьевичу титул князя и назначить наместником Сибири…
Киев, 1911год
Итак, летом 1911 года главным и широко обсуждаемым предвкушением была отставка Столыпина. Освобождались два стратегические поста: кресло премьера, по общему мнению, должен был занять министр финансов Коковцов, а за место министра внутренних дел предстояла (и уже подспудно разворачивалась) ожесточенная борьба.
Петр Аркадьевич пребывал в глубокой депрессии, чувствовал себя морально и физически изношенным и опустошенным. Пожалуй, он сам начал притягивать к себе беду — постоянно говорил о крахе своих надежд и возможной гибели.
Общеизвестен рассказ о том, как Распутин кричал вслед проезжавшему мимо Столыпину: «Смерть, смерть за ним пришла!»
Точку во всей этой затянувшейся интермедии мог поставить только откровенный разговор с царем. Преодолев самого себя, Петр Аркадьевич выехал в Киев.
В конце августа 1911 года в Киеве должно было состояться важное мероприятие с участием императора Николая II, членов его семьи, представителей высшего руководства и многочисленных гостей — открытие памятника Александру II в рамках торжеств по случаю 50-летия отмены крепостного права.
Столыпин прибыл в Киев вечером 27 августа, за два дня до приезда царя. Очень часто пишут о том, что Столыпин чувствовал себя, как сейчас говорится, «чужим на этом празднике жизни», что ему даже не выделили автомобиля, и премьер великой империи сопровождал торжественный проезд императора по городу, сидя в наемном экипаже…
Честно говоря, весьма сомнительно, что непочтительность к главе правительства кем-то проявлялась откровенно и злонамеренно. Столыпин расположился в доме генерал-губернатора Федора Трепова, пользовался его автомобилем и всюду был сопровождаем киевским губернатором Гирсом. Впрочем, одно достоверно: никакой охраны у премьера не было. Он мог полагаться только на собственную осторожность и бдительность своего адъютанта Владимира Есаулова, а разница между задачами и навыками адъютанта и телохранителя очевидна.
При этом Киев был полон слухов о возможном покушении на царя или кого-то из министров. Чаще всего называли фамилии Столыпина и «душителя» студенческой вольницы Кассо, министра просвещения.
О возможном теракте (с убийством важной персоны!) местных жандармов предупредил агент Аленский, он же агент Капустянский, он же эсер и анархист Дмитрий Богров…
Памятник Александру II был открыт 30 августа. А вечером 1 сентября в Городском театре давали оперу Н.А. Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». Антрепренер Брыкин и постановщик Гецевич не пожалели ни средств, ни усилий: декорации были превосходны, оркестр — выше похвал, из Одессы выписали оперную диву мадам Воронец.
Представителям прессы досталось всего шесть мест, среди журналистов особенно выделялся черносотенец Н. Балабуха из газеты «Колокол».
Все билеты в театр были именными — таким образом, появление любого «случайного» зрителя было исключено. Даже адъютант Столыпина штабс-капитан Есаулов попал на спектакль с большим трудом и сидел довольно далеко от своего шефа. Лишь 10 билетов было передано агентам охранки — в задних рядах партера.
В генерал-губернаторской ложе разместились император Николай II, его дочери Ольга и Татьяна, болгарский принц Борис Тырновский, великие князья Андрей Владимирович и Сергей Михайлович.
В первом ряду партера сидели министры: премьер и министр внутренних дел Петр Аркадьевич Столыпин, министр императорского двора барон Владимир Борисович Фредерикс, министр финансов Владимир Николаевич Коковцов, военный министр Владимир Александрович Сухомлинов, министр просвещения Лев Аристидович Кассо, обер-прокурор Св. Синода Владимир Карлович Саблер.
Первый акт закончился около 23.30. Император и его соседи по ложе вышли в фойе. Столыпин остался в зале; облокотившись на барьер оркестровой ямы, он беседовал с военным министром Сухомлиновым и шталмейстером графом Потоцким.
… Два выстрела, прозвучавшие в зрительном зале, из фойе казались хлопками от шампанских пробок. «Выстрелы!» — крикнул Балабуха, и все бросились в зал. Между сценой и первым рядом кресел стоял Петр Аркадьевич Столыпин, он скинул с себя китель — по белому жилету медленно растекалась кровавое пятно… В ту же минуту тишину прорезал женский крик: «Убить его! Убить!» У бокового выхода из зала толпа топтала молодого человека в черном фраке — это был Дмитрий Богров…
… Столыпин увидел возвращающегося в ложу государя и сделал взмах рукой. Одни говорят, что премьер перекрестил Николая, другие утверждают, что Столыпин просто хотел предупредить его об опасности. Но слова Петра Аркадьевича, упавшего в кресло, запечатлены точно: «Счастлив умереть за царя».
Какая примечательная двусмысленность. Странно, что никто не обратил на нее внимания: ведь «за царя» — это и «во имя царя», и «вместо царя».
Богров стрелял дважды. Одна пуля, прошив правую руку премьера, прошла навылет и ранила скрипача Берглера, находившегося в оркестровой яме.
Вторая пуля ударилась в крест ордена Св. Владимира на груди Столыпина, если бы не эта «преграда», выстрел оказался бы смертельным. Но осколки ордена (острые частицы раскрошившейся эмали) сыграли свою роковую роль, поразив печень Петра Аркадьевича.
Врачи делали все возможное, чтобы спасти премьера, и сначала казалось, что Столыпин выживет. Резкое ухудшение его состояния наступило только 4 сентября.
По одной из версий, Николай II в клинике Игнатия Маковского вообще не появлялся. Скорее же, очевидно, правы те, кто сообщает, что 3 сентября государь приехал на Малую Владимирскую, но жена премьера, Ольга Борисовна, не пустила царя к Столыпину.
5(18) сентября 1911 года, в 21.53, Петр Аркадьевич Столыпин скончался, с величайшими почестями его похоронили в Киеве 9 сентября. Николай II еще 6-го отбыл в Севастополь.
Возможно, разъяренная толпа в театре линчевала бы убийцу, но его отбил с шашкой в руках начальник дворцовой охраны полковник Спиридович. Сам Богров хранил полное спокойствие, хотя его лицо было залито кровью, два зуба выбиты, а одежда превращена в лохмотья.
В здании театра Богрова допрашивали следователь Фененко и товарищ (заместитель) прокурора Слепушкин. Начальник Киевского охранного отделения подполковник Николай Кулябко попытался увезти Богрова к себе, но воспротивился прокурор Киевской судебной палаты Георгий Чаплинский.
Так Богров оказался в тюрьме Косой капонир. Уже 9 сентября (как раз Столыпина хоронили) военно-полевой суд приговорил Богрова к смерти через повешение. Воскресенье подарило убийце лишний день жизни. В понедельник, 12 сентября, глубокой ночью, Дмитрий Богров был повешен. Все время он сохранял полное самообладание. Когда палач надел ему на голову колпак и петлю, Богров лишь спросил: «Голову поднять выше, что ли?».
Место захоронения Богрова точно не известно. Вот строки из его письма родителям, написанного незадолго до казни: «Дорогие мама и папа. Это единственное мгновение, когда мне становится тяжело. Вы должны были растеряться от неожиданности настоящих и придуманных тайн. Но пусть у вас останется мысль обо мне, как о человеке честном».
Думаю, последнее совершенно исключено. А вот обилие «настоящих и придуманных тайн», действительно, поражает.
С кем же мы имеем дело? Дмитрий Григорьевич Богров (29.01.1887—12.09.1911) родился в Киеве, в весьма состоятельной еврейской семье, и звали его первоначально вполне традиционно: Мордко Гершкович. Жить с такими именем и отчеством в Российской империи можно было припеваючи, но без карьерных перспектив. Так Мордко стал Митей. Папа, успешный адвокат, отправил свое непутевое и худосочное чадо в Мюнхен, на юридический факультет, но там юный Богров пробыл недолго; затем учился на юридическом факультете в Киеве, но курса, кажется, так и не закончил. Вообще швыряло парня из стороны в сторону. Он подался к эсерам, от них — к анархистам, а потом предложил свои услуги охранному отделению.
В своей книге «Тайные битвы XX столетия» спец по «конспирологии» Алексей Виноградов очень удачно напоминает фразу Исаака Бабеля: «Трудно понять, где начинается полиция, а кончается Беня Крик, и где начинается Беня Крик, а кончается полиция».
Именно так и обстояло дело с царской охранкой: жандармы думали, что внедряют своих агентов в среду опасных маргиналов — к эсерам, анархистам, большевикам. А последние столь же охотно внедряли своих агентов в ряды охранки. И эта «двойная игра» продолжалась вплоть до февраля 1917 года. Вы знаете, какое первое здание сгорело в Петрограде, когда Николай II отрекся от престола, восходила звезда Керенского, а Ленин о революции узнал из газетки? Это был архив охранного отделения! Революционеры заметали следы — надо было предстать перед лицом Истории идейными борцами. Так что, очевидно, и юный Богров сам не всегда хорошо понимал, когда он агент жандармов, а когда пламенный революционер. Такой «двойной» образ жизни вели и куда более значительные фигуры. И не только в русской истории.
Отсюда и загадка смерти Петра Аркадьевича Столыпина: в каком же качестве в русского премьера стрелял Богров, кем был он, спуская курок, — агентом охранного отделения или бесшабашным анархистом, выбравшим участь камикадзе?!
Версия №1. Богров — революционер
Сразу скажем, версия слабая. В последних числах августа 1911 года наш сомнительнейший герой заявил начальнику киевских жандармов подполковнику Кулябко о том, что из центра в Киев якобы прибыли террористы — некие Николай Яковлевич и Нина Александровна: они готовят покушение то ли на государя, то ли на Столыпина, то ли на Кассо. По словам Богрова, террористы остановились у него дома. Что мешало Кулябко взять их там тепленькими? Нет, подполковник начинает какую-то странную игру; именно Кулябко выдал Богрову билет на «Сказку о царе Салтане» в театр, где Дмитрий Григорьевич беспрепятственно стрелял в Столыпина.
А Богров на следствии расскажет, что еще 15 августа к нему явился «один анархист» и заявил, что Дмитрий разоблачен анархистами как агент охранки и должен в свое предательство смыть кровью — убить кого-то из высшего руководства страны.
Какая-то ерунда! Для начала, почему Богров должен был этих анархистов и их разоблачений бояться больше, чем жандармов и виселицы? И главное: уж если Богров под давлением «товарищей по борьбе» пошел на самоубийственный шаг, то почему он стрелял в Столыпина, когда мог убить и самого царя — ведь головы ему было не сносить в любом случае…
Версия №2. Убийца — одиночка
Богров, сын очень богатого папаши, просто изнывал от скуки! Игры с жандармами и революционерами — все это было для него способом поразвлечься и убить время, меняя маски, предавая друзей и мороча врагов. А потом все это в один прекрасный день обрыдло. И Богров решил войти в историю. Примеры? Пожалуйста! Был, скажем, такой шальной итальянец, анархист Луиджи Луккени, заявлявший: «О, как бы я хотел кого-нибудь убить. Однако этот «кто-нибудь» должен быть важной птицей, чтобы мое имя попало в газеты». Надо сказать, он своего добился, вогнав сапожное шило в грудь австро-венгерской императрицы Елизаветы. Было это 10 сентября 1898 года. Сентябрь — осеннее обострение у душевнобольных. Чем Дмитрий Богров лучше этого Луккени?
И Столыпин был выбран им совершенно спонтанно…
Версия №3. Заговор
Эта версия сразу распадается на целый ряд «подверсий»
а) Столыпина «заказал» лично Николай II
б) Смерти Столыпина хотели императрица и Распутин
в) Столыпина «убрали» люди, близкие к трону, но без ведома императора или императрицы
г) Столыпина подставили под пули руководители охранки, надеясь на рывок в карьере (или поощрение из-за кордона).
Все эти версии-подверсии шаткие. Министр юстиции и генерал-прокурор И.Г. Щегловитов (кстати, в США и сегодня пост генпрокурора совмещен с постом министра юстиции) сразу обвинил в преступной халатности четверку руководителей охранки товарища (заместителя) министра внутренних дел и шефа жандармов Курлова, начальника дворцовой охраны Спиридовича, вице-директора департамента полиции Веригина и начальника Киевского охранного отделения Кулябко.
По предложению Щегловитова, была создана комиссия во главе с тайным советником, сенатором Максимилианом Ивановичем Трусевичем (1863—?), который дело знал изнутри — сам в 1906—09гг. был директором департамента полиции. 7 сентября 1911 года Трусевичу было предписано «провести широкое и всестороннее расследование действий Киевского охранного отделения», затем полномочия комиссии Трусевича расширялись. В итоге комиссия сделала вывод: Курлов, Спиридович, Веригин и Кулябко должны быть привлечены к уголовной ответственности. Однако конкретного решения так и не было принято, а на смену комиссии Трусевича пришла комиссия другого сенатора — Н.З Шульгина. С началом Первой мировой войны расследование убийства Столыпина вообще тихо свернули.
Конечно, ни Щегловитов, ни Трусевич не называли перечисленных выше жандармских чинов организаторами или заказчиками смерти Столыпина. Но в сентябре 1911 года эта великолепная четверка находилась в Киеве, и Богров общался со всеми четверыми, и именно Кулябко провел Богрова в театр.
Жандармские акулы
Что же, черт возьми, все-таки было на самом деле? Преступная халатность заигравшегося с провокаторами подполковника Кулябко или жандармский заговор, которым руководили с заоблачных высот?! С кем мы имеем дело?
1. Курлов, Павел Григорьевич (1860—1923) — был минским губернатором, с 1907 года — нач. Главного тюремного управления Министерства юстиции, с 1909 — товарищ (т.е. заместитель) министра внутренних дел, генерал-лейтенант. После убийства Столыпина Курлов был отравлен в отставку и потом не играл значительной роли. Умер в Берлине.
2. Спиридович, Александр Иванович (1873—1952) — кстати, был в 1902 году начальником Таврического охранного отделения в Симферополе, но уже в следующем году ушел на повышение в Киев. На момент убийства Столыпина — полковник, начальник охраны царской семьи. В 1915 году получил чин генерал-майора, а 15 августа 1916 года — назначен градоначальником в Ялту. Умер в Нью-Йорке.
3. Веригин, Митрофан Николаевич (1878—1920) — статский советник и камер-юнкер, в 1911 году — вице-директор департамента полиции. После гибели Столыпина уволен в отставку и лишен придворного звания. Убит большевиками.
4. Кулябко, Николай Николаевич (1875—1920) — подполковник, в 1907—11г. — начальник Киевского охранного отделения. Оказался в тюрьме за растрату казенных денег, был изгнан со службы и работал в Киеве агентом по продаже швейных машинок. Его жена была сестрой жены Спиридовича. Расстрелян большевиками.
Смотрите, никто после гибели Столыпина карьеры не сделал, очень сомнительно, что эти люди планировали убийство премьера. Они просто тупо проморгали это убийство — это ближе к истине, но истина ли?
Сразу нужно отбросить совершенно фантастические мысли о том, что смерть Столыпина была в той или иной форме, явно или косвенно «заказана» Николаем II, царицей или Распутиным. Двое последних никакого давления или влияния на охранку не имели вовсе. А Николай, во-первых, был глубоко верующим человеком, иногда упрямым, чаще слабым, но он никогда не пошел бы на какую-то подлость. Во-вторых, отставка Столыпина была в 1911 году только проблемой даты. Не забудем, что Николай был абсолютным монархом (самодержцем) — и вел себя соответственно положению, т.е. с достоинством.
Но заклятый враг у Петра Аркадьевича Столыпина при дворе был, причем очень влиятельный — генерал-адъютант Владимир Александрович Дедюлин (1858—1913) — он с 1906 года занимал пост дворцового коменданта и был очень близок к царской семье. Убежденный консерватор, генерал Дедюлин был уверен, что реформы Столыпина — путь к революции. Да, можно предположить, что Дедюлин, отлично знавший и тесно общавшийся с Курловым и Спиридовичем, поставил перед ними ЗАДАЧУ, гарантировав прикрытие с самого верхнего предела государственной власти.
Любопытная деталь. В 1913 году — без всяких видимых причин — влиятельный Дедюлин вдруг был отправлен в отставку, а через три недели после нее, 25 октября 1913 года, он умер.
Что тут такое: влияние Распутина, которого Дедюлин ненавидел со всей взаимностью? Или из материалов комиссии Трусевича император Николай II узнал о роли генерала Дедюлина в гибели Столыпина?
Этого мы уже никогда не узнаем, увы…
Версия№4. Германский след
Скажу откровенно: ни в придворный заговор, ни в казнь «именем революции» я не верю. Возможность того, что Богров действовал как террорист-одиночка, я допускаю. Но наиболее логичной представляется версия о том, что заказчики убийства Столыпина сидели в Берлине.
Мы говорили, что Богров вел двойную игру — как провокатор и как анархист? Нет, он вел тройную игру — еще как агент германской разведки, завербованный в 1905 году в Мюнхене. Двойная игра Богрову ничем особым не угрожала, с его деньгами можно было плевать на разоблачения с обеих сторон. Но нити, уходившие в руки немецких спецслужб, окутывали Дмитрия Богрова крепко, а Столыпина очень пугал кайзера — Россия становилась уже слишком сильной. Еще одно: у Столыпина был собран серьезный компромат на военного министра Сухомлинова, вольно или невольно (там дело крайне темное, не хочу вдаваться в детали) подыгрывавшего немецкой разведке…
Кстати, сам Распутин служил лишь пешкой в комбинациях немецкой разведки, да и многие масонские связи просчитывались в Берлине. Конечно, и это лишь версия.
Но прав был замечательный русский мыслитель Василий Розанов, отреагировавший на смерть Столыпина словами: «Вся Русь почувствовала, что ее ударили».
25 июня 1882 года в Москве, в гостинице «Англия», неожиданно скончался легендарный генерал Михаил Дмитриевич Скобелев, которого называли «вторым Суворовым». На момент смерти Скобелеву было неполных 39 лет. Его популярность была неописуемой, а своими смелыми заявлениями он часто ставил в крайне сложное положение официальные власти.
Обстоятельства смерти боевого генерала были столь странны, что в его преждевременном уходе из жизни стали обвинять только что вступившего на престол Александра III. Якобы царь боялся генерала, ревновал к его славе. Была и версия о том, что Скобелева отравили немцы — одна из девиц, с которой он развлекался перед смертью, была немка, Шарлотта Альтенроз.
Сейчас совершенно точно известно, что генерал переоценил свои силы — просто не выдержало сердце…
Гибель Столыпина сейчас все чаще сравнивают с гибелью Джона Кеннеди — такая же смерть на пике могущества.
Так же загадочна личность убийцы (одиночка? слепое орудие?), так же подозрение падает и на спецслужбы, и на масонов, и на иностранные разведки, и на ближайших сотрудников.
Комментариев нет:
Отправить комментарий